Думка

[Ilitch]

Вчера по дороге домой думал, почему война в изображении людей, которые не воевали никогда и даже в армии не служили, получается такой жуткой, образы её - цепкими и шокирующими. "Красный смех" Андреева, "Письма с фронта" Бугаева - для меня самые яркие подтверждения. Почему? Тенденция это или способность отдельных индивидуумов?
Так ничего и не додумал, ибо пребывал в состоянии несколько размытого сознания.
А вы как думаете?

@настроение: почему-то хочется улыбаться

@темы: опросы

Comments

[s@nja]

Т.е. для людей. которые воевали, эти образы затираются? Или им хочется обратить взгляд на другие стороны бытия?

Думаю. что это все же способность отдельных индивидуумов. Мне кажется, что умение писать, создавать те самые яркие образы от жизненного опыта зависит вовсе не напрямую. Скорее от умения этот опыт художественно переосмыслять. (Ну... или если взять теорию "писатель как медиум" - от ширины канала связи)))

Я вот на фольклоной практике записывала рассказы остарбайтеров... Среди прочего там был дедуля, которые успел прокатиться по трем лагерям. "Я три рази тікав по дорозі, все ловили, та якось не вбили", "Вивели його на вулицю і облили холодною водою, і так залишили. А там - мороз. І нас потім вивели, щоб дивилися"... такие рассказы, простые и жуткие. Обыденные. Он может рассказать и пронять собеседника. А написать вот не смог бы... Другая женщина даже рассказать ничего внятного не смогла. Еще одна сделала из своего рассказа чуть ли ни юмореску.

Сейчас... сразу же цитата вспомнилась из статьи "Технология рассказа" Веллера.

«Степень осмысления материала. Именно это делает пишущего человека писателем. Каким-то жизненным материалом, большим или меньшим, располагает каждый, фокус в том, чтобы уметь им распорядиться. Материал, использованный в городских повестях Юрия Трифонова, известен любому советскому горожанину. Марсель Пруст, замкнутый болезнью в обитую пробкой комнату, обладал лишь памятью о весьма мелких и заурядных событиях обыденности. В чеховских рассказах обыденно все, — авторская мудрость и честность, глубокое понимание жизни и души человеческой делают их литературными шедеврами. Путешествие Чехова на Сахалин ничего ему не прибавило как писателю. Катаев, Зощенко, Шкловский прошли через I мировую и гражданскую войны — но как писатели обрели себя совсем на другом, куда более скромном материале. По сравнению с ними, матерыми фронтовиками, Хемингуэй был туристом на войне — и, однако, написал “Прощай, оружие”...»

Знаешь, какием шоком для меня было узнать, что Дина Рубина никогда не бывала во Львове? Да у нее в "Синдроме Петрушки" город как живой, он просто ложится под руку каждым камушком! Но вот нет, не была
Или когда вдруг читаешь у писателя-мужчины про какие-то очень женские переживания

[Ilitch]

Саня, спасибо за развёрнутый комментарий. Ты хорошо расставила акценты и приоритеты. Соображалка включилась и я таки смог сформулировать разницу. Те, кто прошёл войну, пишут/творят так, что создаётся впечатление: так было или так могло быть. Но они пишут в прошедшем времени: рамки их фантазии ограничены историей, памятью, осознанием. Те, кто там не был, ими не ограничены и создают этот мир заново, искуственно, поэтому и вложить могут больше своего, личного. Как бы получается, что синтетический наркотик действует сильнее натурального. Кстати, не случайно в моих примерах что Андреев, что Бугаев пишут не о конкретной войне, а о войне абстрактной - собирательном образе. Отсутствие конкретики позволяет сильнее его наполнить.
Но это да, не каждому дано